В храм первой пришла мама, она стала ходить в начале 90-х годов. Мы сопротивлялись этому всей семьей, Нам казалось, что мама ведет себя, как фанатик. И вопросы стояли на тот момент неразрешимые: «Почему она попам ручку целует? Почему в храме не сидят?» Это мои слова, я все время приставал, нападал на нее.
А потом, милостью Божьей, и сам за ней потянулся. Как-то проходил около церковной лавки, увидел Казанскую икону Божией Матери и купил в подарок маме на 8 марта. Многое в моей дальнейшей жизни оказалось связанным с Казанской иконой.
Подарил икону, мама обрадовалась, поставила ее на сервант. Помню, прохожу мимо, остановлю на ней взгляд и что-нибудь попрошу.
А потом я начал болеть. Сестра мне говорит: «Ты что-то загибаешься. Надо тебя целителям показать». Она нашла тетеньку в Москве, я к ней поехал. Это было в 1995 году. Пришел к ней, она про меня все рассказала, Даже то, что у меня недавно погиб друг. Сказала, что произошло, как, на какой машине. Я был очень удивлен. Она говорит: «Ну ладно. Мы тебя полечим! Но я не могу с тобой работать, на тебе металл весит. Ты должен его снять». А у меня золотой крестик был. Я тогда ничего не понимал и крестик снял. До меня только потом дошло, почему он ей мешал. Про болезнь целительница объяснила, что мне сделали!, полечила меня и сказала. «Вам надо периодически ко мне появляться, денежки привозить. Раз в полгода буду проводить чистки». Но к ней я больше не поехал.
В церковь не ходил, но однажды меня что-то потянуло, и я с мамой пошел на праздник Входа Господня в Иерусалим. Была служба. Я не знал, что такое служба, что такое Таинства, но когда вошел в храм, сразу понял, что мне в очередь на исповедь. Помню, когда исповедовался, плакал. Батюшка сказал: «Надо тебе Евангелие прочитать».
Много раз я брался за Евангелие и никак не мог. Прочитал только через год, заставил себя. Дочитал и снова пошел с мамой в храм на Вербное воскресенье. В этот раз я исповедался и причастился. После Причастия, помню, такое состояние было, хоть на небо улетай! Что-то понял, стал в храм ходить.
В том же, 1996, году без вести пропал мой друг. Мы его искали как могли, сделали все, что только возможно. И когда я осознал, что человеческой помощи не будет, то стал заходить в храм, молиться о нем, читать акафист святому Иоанну Воину. Он помогает находить пропавших людей.
В это же время я опять заболел. Жена пропавшего друга говорит: «У меня подруга есть, она лечит». Я отправился к ней. Она начала мне «раскрывать чакры», «освобождать космические энергии». Я сижу у нее, а она что-то колдует, колдует. Я же не понимал ничего. Учила она меня мыслью двигать предметы. У меня даже получалось раскачивать маятник. Я удивлялся: «О! Какие у меня силы появляются Теперь-то я понимаю, кто маятник раскачивал.
Я стал к ней ходить. После несколько сеансов она говорит: «Я тебе раскрываю чакры, ты приходить, а они снова закрыты. Что ты делаешь?» — «Не знаю». А Я дома все время подходил к иконе и молился Матери Божией. Болячки мои тем временем усиливались, даже депрессия начиналась.
Лекарша все пыталась определить, кто ей мешает. Как-то мне сказала: «Это какая-то Женщина в возрасте двадцати двух лет. У нее Мальчик семи лет. Вот они тебе чакры и закрывают». Однажды говорит: «Все! Я устала. Сейчас узнаем, кто это делает». Она наварила какую-то бодягу, взяла таз с водой, растопила воск и вылила в таз. «Смотри, что ты видишь в застывшем воске?» Я посмотрел и даже испугался: увидел Божию Матерь, как на Казанской иконе. Помню смятение, которое меня охватило: «Как же так? Божия Матерь мешает лечению. Ничего не понятно». Но в конце концов я забыл и про эту тетеньку, перестал к ней ходить.
В то время, когда я таким образом пытался лечиться, к нам на работу заходил батюшка из соседнего храма, иеромонах Варлаам. Приходил он к нашему бухгалтеру, а заодно беседовал с сотрудниками. Он объяснил мне, что это лечение не от Бога и что все восточные практики — чистая бесовщина. Мне трудно было это понять, ведь она пыталась восстановить мое здоровье. Однажды батюшка пригласил меня съездить в Оптину пустынь. Вот в Оптиной-то и я ощутил, что есть другая жизнь, очень близкая, родственная моей душе, и что жить надо именно этой жизнью. Осознал, что человек без этой жизни обходиться не может.
Поездка все во мне перевернула. Я начал регулярно ходить в храм, исповедоваться и причащаться. Начались и новые искушения: руки болели, открылась экзема. Отец Варлаам благословил меня алтарничать. Когда в первый раз я зашел в алтарь, напал на меня сильный страх, я слышал и стук копыт, и даже дыхание зверя, полное ненависти. Страх этот гнал меня из храма. Примерно через полгода я поехал в Москву по работе. Стоял в пробке на кольцевой дороге, и вдруг меня как стрелой пробило! Так это же Матерь Божия покрывала меня от всей этой бесовщины. И по возрасту сходилось как раз: если Мальчику семь лет, то Богородице двадцать два года.
К матушке Феодосии меня отвез друг, Царствие ему Небесное, отец Александр Калашников. Батюшка был очень больной, много страдал от своих болезней. Последнее время он служил на станции Фруктовой, это Луховицкий район. К. матушке ездил давно и часто. Это было в 2000 году.
Хорошо помню первую встречу. Мы с батюшкой вошли, и я увидел, что матушка, как будто солнышко! От нее лучики, как от солнышка исходили, и в глазах — добро и любовь. Мне захотелось плакать, и больше ничего. Я не знал, что говорить, сел и стал на нее смотреть. Сидел и думал: «Только бы побыть около нее подольше!
Потом сказал: «Матушка, я поверил в Бога, в храм стал ходить!» А она ответила: «За тебя там молятся!» Дала понять, что в роду есть молитвенники и что уверовал я их молитвами. А у меня действительно были бабушки, которые молились. И с тех пор я стал ездить к матушке, уже не мог без нее, Ездил за советом, за молитвами, Брал меня с собой отец Александр.
Однажды у матушки я спросил про моего пропавшего друга. К, тому времени шесть лет прошло, жена его замуж вышла. «Матушка, как молиться?» Она спокойно ответила: «Как за живого!» Так же потом и отец Илий сказал, и отец Серафим из Святогорской Лавры, на Донбассе. Я к нему в 2008 году ездил. Помню, как он говорил моим родственникам, которые живут в Краматорске: «Лет через пять уезжайте, если будет возможность, в Россию, тут такое начнется!» Значения его словам я тогда не придал.
А еще матушка Феодосия сказала тогда про друга:
«Возвращение будет долгим». Мы до сих пор не знаем, где он.
Когда старшая дочь от первого брака школу закончила, она решила учиться в Москве. Я очень переживал: в Москве столько искушений, а она совсем еще девочка. Ездил к матушке, просил за нее. Она все время говорила: «Я молюсь!» Дочь с четырьмя подружками сняла квартиру. Потом она пошла работать. Работала — училась, работала — училась. Все время занята была.
По матушкиным молитвам дочь и мужа нашла. Хороший парень, трудяга, из Смоленска. В Коломне я им жилье приготовил, а они в Москву рвались. Мне очень этого не хотелось. Говорю: «Поехали к матушке, послушаем, что она скажет». Они согласились.
Приехали, все матушке объяснили. Она посмотрела на них, задумалась и говорит: «Все оттуда, а вы туда. Поняли, что я сказала?» Как сейчас помню, сказала она это очень мягко, глубоко и убедительно. Они расстроились. На обратном пути насупились, молчали. А через неделю приходят: «Папа, мы решили в Коломне остаться».
Все по матушкиным молитвам складывалось. Бывало, что не сразу, а потом, постепенно. Не всегда матушка говорила прямо, определенно. Но по прошествии времени все становилось на свои места, и было ясно, что это она молится.
Есть у меня товарищ. Не один год мы строили дом, а он нам помогал. Постепенно подружились. В начале у него на каждом окне по нескольку пачек сигарет лежало, мат, музыка безумная. Пока строили, он материться перестал, курить бросил, но в храм, невзирая на мои уговоры, не ходил.
А потом у него скорби начались. Дочери подросли, одна из дому ушла, потом другая из дома ушла. Он весь почернел. Я спрашиваю: «Ну что? Может, поедешь со мной к матушке?» — «Нет, не поеду, боюсь Ты сам спроси у нее, что мне делать?» Я приехал, спросил: «Матушка, есть у меня друг. У него с девчонками проблемы, они и домой-то не приходят. Что ему передать?» Матушка прямо напряглась, напряглась, глазки у нее закрылись и заходили под веками, как будто кто-то ей говорит, а она слушает. Прошла минуточка, и она спокойно сказала: «А ты скажи ему, пусть каждое воскресенье в храм ходит и причащается почаще». — «Передам, но я ему уже говорил об этом». — «Ну ты скажи, скажи!».
Вернулся я в Коломну, говорю товарищу: «Матушка сказала, что ты должен ходить в храм и причащаться». И он с тех пор начал ходить. Вот что значит слово, сказанное со властью. Матушка сказала, и даже через меня, грешного, ему передалось. Потихоньку все у него наладилось. Одна дочь домой вернулась, другая замуж вышла, внук родился.
В нашей знакомой семье детишек не было. Вместе мы побывали у матушки. Через девять месяцев родился ребеночек, назвали Варвара. Когда год ей исполнился, поехали Варвару матушке показывать. Приехали, народу, как всегда, много. Клавдия Акимовна выходит и говорит: «Матушка уже ждет Варвару!»
Матушка всех учила верить, в церковь ходить, от веры не отступать, каждого любить. Я одно время паспорт не принимал, против ИНН боролся и очень этим гордился. Превозносился над теми, кто получил, внутренне их осуждал. От этого душа наполнялась злобой и раздражением, мучилась и расточалась. Матушке я говорил, что живу со старым паспортом, ИНН не принимаю. Своей гордости, превозношения и осуждения не замечал, а она, конечно, видела мое состояние. И однажды сказала: «Не надо никого осуждать. Надо хранить в душе мир. А относиться ко всему надо спокойно, и к этому тоже».
И через какое-то время на вечерней молитве я вдруг осознал свою греховность, все свое недостоинство перед Богом и отчетливо понял, что не имею права никого осуждать.
Была у меня знакомая семейная пара. Муж получил новый паспорт, а жена не стала получать и очень осуждала мужа. Приехали мы с ними к матушке. Жена спросила, кто из них прав. На этот вопрос матушка ничего не ответила, но сказала: «Бывает так, что люди женятся, а еще не нагулялись». Никто из нас ничего не понял. Прошло несколько лет, жена нашла себе другого и ушла от мужа.
Матушка никогда не говорила резко, никогда никого не ругала. Она пожурит, а сама с улыбочкой, деликатно скажет: «Наверно, нельзя так больше делать!» А то и «нельзя» не скажет. Запрещала она очень мягко. Боялась человека даже намеком каким-то обидеть. Добивалась нашего исправления не внушениями или запретами, а любовью и молитвами.
Если она видела, что человек не сможет исполнить ее благословения, то, как мне кажется, жалея его, не давала прямых советов. Боялась, как бы душа человеческая не пострадала от нарушения матушкиного слова.
Она нам показывала, как надо жить. Жить — не тужить. Сорок лет пролежала и все терпела, все принимала смиренно. А нас чуть тронь — шипим, ропщем. Как она страдала! А принимала всех, кто к ней шел за помощью. Бывало, приедем, а она совсем без сил: под глазами черно, капельница стоит.
Мы один раз с отцом Александром приехали, тогда, по-моему, еще Пелагея была. Народа — море, все рвутся к ней. Нам же всем все надо. Батюшка зашел, увидел — какая она есть, вышел и плачет. «Поехали, — говорит, — ей так плохо, мы не имеем право ее мучить». И всем говорит: «Уезжайте, матушка не может принимать, ей сейчас очень плохо». И мы уехали.
Отец Александр рассказывал, что был момент, когда к матушке из-за тяжелого состояния пускали только священников. Ей явилась Матерь Божья и сказала: «Принимай всех!» И она снова стала принимать всех. А еще он мне говорил: «Один раз приехал, а матушка плачет. Приходила к ней Матерь Божья и сказала, что женщинам нельзя надевать. брюки, Даже на огороде, потому что они они Ее этим оскорбляют, Матерь Божья плакала». Матушка всем это говорила.
Батюшка и сам постоянно страдал, у него в аварии был сломан позвоночник. После сложного перелома остались сильнейшие постоянные боли. От боли он иногда становился прозрачным, сознание терял. В больнице лежал, вызывал священника для предсмертной исповеди. Но продолжал служить, всего себя отдавал. Никому не отказывал, был бессребреник. Он себе на билет не оставит, а другому отдаст.
Отец Александр все время ездил к матушке, она его очень любила. Однажды сказала ему: «Я не могу взять твою болезнь — тяжелая, умру!» Это рассказывал мне один батюшкин друг. Матушка брала чужие болезни на себя. И еще, она приближала к себе тех людей, у которых было много скорбей.
В 2012 году отец Александр погиб в аварии, въехал в стоящий грузовик. Часа в два ночи возвращался домой и, видимо, отключился. Тормозного пути даже не было, Осталась матушка Ольга с четырьмя детьми.
Сейчас у меня второй брак. Первый распался, я готовил себя к монашеству, даже на Афоне был. И уже поехал к ней: «Матушка, я думаю о монашестве». — «А ты не думай!» — «Почему?» — «Ну не думай» — «Потом все пойму?» — «Все поймешь». Меня это не удовлетворило, конечно, гордыня заиграла, я ведь уже собрался. Поехал к отцу Серафиму, а он мне теми же словами то же самое сказал: «А ты не думай». Потом встретил на Царском крестном ходу в Екатеринбурге свою нынешнюю супругу. Сейчас у нас растут двое мальчиков и девочка.
К матушке мы всегда ездили всей семьей. Пришли как-то, жена говорит: «Матушка, сил нет, — даже заплакала, — дети непослушные, хулиганят. В школе что вытворяют! Не знаю, как быть». Матушка очень серьезно посмотрела на них своими добрыми глазами и говорит: «Такие ухоженные, такие накормленные. Это вы почему маму с папой не слушаетесь?» Поругала их. Жена говорит: «Я их наказываю». — «Значит, надо строже наказывать».
Перемены в детях мы чувствуем. Дети у нас ходят в храм, молятся. Матушку они очень любят. Мы их всегда берем на могилку. Вот решил я Ваньку наказать. Говорю: «Вань, ты уже заработал, все!› А он мне: «Пап, мы же к матушке поедем. Я у нее помолюсь, а потом ты меня накажешь». Через несколько дней мы собрались, поехали. А потом я не смог его наказать. Он так помолился, что я его простил.
Вся моя жизнь связана с Казанской иконой Божией Матери. Уже пятнадцать лет я служу алтарником в Казанском храме и принимаю это как послушание Матери Божией. Эта икона была любимой иконой матушки Феодосии, и день ее рождения праздновали 4 ноября.
Воспоминание самовидца Алексея Пантюхова
