К матушке Феодосии беда привела. Это было лет девять-десять назад. Получилось так, что младший брат моего мужа, Николай, пропал. Он был человек верующий, как и вся их семья. Отец у них умер, Коля жил с матерью и был с ней очень близок, не представлял себе жизни без мамы. Своей семьи у него не было, хотя ему исполнилось тридцать восемь лет. И вот мама умирает от онкологии. После ее смерти он как-то потерялся. Хотя продолжал ходить в храм, пел на клиросе, участвовал в отпевании умерших. Я никогда не слышала, чтобы кто-то отпевал, как он, так вкладывал в пение душу. На почве этих переживаний, или на какой другой, у него произошел сдвиг психики. И однажды Коля исчез из дома. Он был спортсмен, увлекался футболом. Когда уходил в этот вечер, сказал сестре: «Сегодня в шесть часов по телевизору будет футбол, приду смотреть. Я ненадолго». На футбол он не явился, ночью не пришел, утром тоже. Мы начали его искать, и на второй день обратились к матушке. Мы пошли с родственниками, но пустили только меня, потому что народу было очень много.
Мы его найдем?
Матушка встретила очень доброжелательно. Я начала объяснять ситуацию: исчез человек. Сказала о том, что у него с головой не все хорошо. «Как не все хорошо?» — спросила матушка. «Он рассказывал, что у него бывали какие-то видения. Может, он и правда что-то видел, я не знаю. Мы обращались к психоневрологу, психиатру, и рни сказали, что нарушения у него есть».
После моего рассказа матушка очень долго молчала. Я спросила: «Что с ним, он жив или не жив?» Сначала матушка долго думала при свете, потом она попросила го выключить. У нее в келье тогда было много птиц в клетках, они пели. Когда погас свет, птицы замолчали, я несколько минут стояла полная тишина. Мне показалось, что она длилась вечность. Потом матушка попросила включить свет и сказала: «Он жив пока. Но вы молитесь». Я говорю: «Матушка, мы его найдем?» Она долго-долго молчала и сказала: «Найдете». Но я не задала вопрос: «Найдем живым или мертвым?» У меня появилась маленькая надежда, и я не хотела ее потерять.
Мы его нашли через месяц недалеко от железнодорожных путей. Он повесился. Их отец был лесником, и они когда-то жили в сторожке в лесу. Коля шел вдоль железной дороги в сторону этой сторожки, а потом отошел вбок. Там его и нашел проходящий человек. Крестик он снял, повесил на березу. То есть он понимал, что делает то, чего делать нельзя. У него был мягкий шарф, как на нем можно повеситься, непонятно. Нам доктор потом объяснил, что Коля, может быть, начал его распускать, когда ему стало плохо, но сил не хватило. За месяц он почти не изменился. Это странно, тем более, что дело было в апреле. Как сказали врачи, со времени исчезновения до смерти он два-четыре дня ходил. То есть матушка не ошиблась: когда мы были у нее, Коля еще был жив.
После этого случая был период, когда мы к матушке не обращались. Я считала, что люди к ней должны приходить только при крайней необходимости, учитывая огромные очереди и ее здоровье.
Операция на глаза
В следующий раз я приехала к матушке по вызову Оли Соловьевой году в 2008. С Олей мы познакомились, когда она приводила ко мне на прием детей. Матушка жаловалась, что очень плохо видит. У нее постепенно, в течение лет пятнадцати, ухудшалось зрение. Она не была слепая, что-то видела. Но с каждым годом положение усложнялось. Последние лет десять предметного зрения у нее не было. Я осмотрела матушку, и оказалось, что у нее катаракта на обоих глазах. Катаракта оперируется, но с учетом состояния матушки шансов на хороший результат было мало. Консультировала матушку не я одна, и мнения сходились. Операцию ей никто не предлагал, все боялись сделать хуже. А видеть, хоть немного, ей очень хотелось.
Через некоторое время нашлись врачи из Москвы, которые рискнули сделать матушке операцию. Она категорически отказывалась куда-либо ехать, поэтому операционную оборудовали прямо в келье. Там все затянули полиэтиленовой пленкой, провели обеззараживание кварцевыми лампами, убрали птиц. И прооперировали. Бог дал, матушка стала видеть лучше. Я не хочу сказать, что зрение стало хорошим, она стала видеть немножко. Но для нее и этого было достаточно. Она увидела людей, которые к ней подходили. Увидела Олю, Сережу, их деток, Клавдию Акимовну, нас. И была этому несказанно рада. Она молила Бога, чтобы это зрение не потерять.
Месяца два после операции я довольно часто приезжала. Матушка сама не говорила, что у нее болит, она отвечала на вопросы. Я спрашивала: «Матушка, вот так больно?» — «Ну да». — «А второй глазик — вот так, вот так?» Мне надо было понять, что происходило с ее глазами. Чувствовала она себя не очень хорошо. Давление у нее прыгало, голова болела, в ушах шумело, ноги и болели, и мерзли. И уставала она сильно. Но сама матушка не жаловалась.
После операции я просила: «Матушка, давайте на время прекратим прием». Она согласилась под очень большим напором. Люди в больнице лежат в особых послеоперационных палатах, к ним подходят — руки обрабатывают, стараясь чтобы все было стерильно, чтобы не принести инфекцию. А к матушке шел поток людей; были здоровые, а были и больные, чихали, кашляли. Но не очень-то она следовала моим рекомендациям. На неделю всего прием был остановлен, а потом опять народ пошел. Когда матушка плохо себя чувствовала, она все равно принимала людей, но при этом вопросы писались на бумажке, Клавдия Акимовна читала, матушка отвечала, а потом Клавдия Акимовна передавала ответ.
Матушка была очень терпеливым, очень скромным, совсем не требовательным пациентом. Всегда благодарила, даже если просто закапаешь ей капли. И вообще чувствовалось, что ко всем людям она относилась с большим уважением, с большой любовью. Никто в жизни не называл меня так, как она: Валентинушка. «Ну пришла?» — «Матушка, благословите». — «Благослови тебя Господь». Люди приходили, приносили что-то: фрукты, конфеты, шоколад. Матушка тут же все и раздаст: «Возьми, возьми, возьми». И всегда напоит чаем. Без чая никогда не отпускала.
Помолимся, подождите!
После того как я стала ездить к матушке как врач, с моим младшим братом Сергеем произошел такой случай. Сергей должен был приехать в Скопин на выходные дни и не приехал. Он позвонил и объяснил, что не может: сильная слабость и стул изменился, стал черным. Понятно, что черный стул — это внутреннее кровотечение. Я позвала к телефону жену. Говорю: «Срочно вызывайте скорую помощь, езжайте к хирургу». Они поехали. В приемном покое ему стало плохо, началась рвота, вышло полтаза крови. В это время там дежурили два доктора: одна пожилая, опытная, и второй — молодой. Естественно, что при желудочном кровотечении ему стразу стали предлагать операцию. К операции брат морально не был готов, да и опытная врач, с которой я говорила по телефону, сказала, что сама она идет оперировать другого больного. То, что молодой хирург справится с этой операцией, вызывало сомнение.
Тут уж я начала звонить матушке и просить помощи. Она сказала: «Помолимся, подождите». Я позвонила в больницу, попросила, чтобы врачи немножко подождали. Они сказали Сергею: «Вы берете ответственность на себя. У вас падает давление от того, что кровь вытекает, и восполнить ее всю будет невозможно. Низкий гемоглобин, низкое давление — вы можете умереть». Брат сказал: «Я все равно еще чуть-чуть подожду». В половине третьего ночи я звоню снохе, и она мне говорит: «Стабилизировалось давление, и врачи на операции уже не настаивают, будем ждать до утра». Подождали до утра. Давление стабильное, гемоглобин не падает. В общем, обошлись без операции. Потом матушка сказала: «Там язва у него». Когда его обследовали, матушкин диагноз подтвердился. Сейчас брат придерживается диеты.
В этом году 11 марта умерла моя мама Надежда Алексеевна. Ей было девяносто лет. Мама болела. Ей очень хотелось посетить матушку, пообщаться. Но когда я там бывала, то видела, сколько собиралось народа. Если у мамы возникали какие-то вопросы, я их матушке задавала. А матушка всегда передавала приветы и гостинцы: «Вот это маме твоей». А встречу мы все откладывали и откладывали. И встретиться не получилось. Знали они друг друга заочно.
Когда мама заболела воспалением легких, матушка молилась, но не давала положительных прогнозов. Она сказала, что надо обязательно маму пособоровать и причастить. Мы успели, и через день мама умерла.
Чему матушка нас научила
Каждый день на приеме бывает очень много народу. Каждый день мне передается список пациентов. Я могу по этому списку принять и больше не принимать.
Но люди приходят, поэтому мы с Наташей, медсестрой работаем, пока все не пройдут. Я говорю себе; «Ну а, тебе сейчас шестьдесят лет и ты не хочешь принять этого больного. А матушке было девяносто, здоровье у нее никакое. И она принимала и не отказывала».
И еще, матушка научила больше надеяться на Бога, полагаться на Его святую волю.
Из воспоминаний Валентины Ивановны Грачевой
